Моя первая драка была, скорее, похожа на возню маленьких щенят. Мы цеплялись друг другу в рубашки, пытались поставить подножки и опрокинуть на пол. Все закончилось порванной одеждой и несколькими царапинами. читать дальшеТем не менее, эта драка стала отличным поводом для моих родителей, чтобы отправить меня заниматься борьбой. Я продержался ровно один день. Мне жутко не понравилось. Когда отец услышал, что я не хочу ходить на уроки борьбы, то он привел, по его мнению, железный аргумент, который должен был окончательно убедить меня в ошибочности принятого мною решения. Он сказал, что уже оплатил мои занятия, и ничего сделать нельзя. На что я сказал, что не понимаю зачем платить деньги за то, чтобы тебе причиняли боль. Отец не нашелся, что мне возразить. Я больше не ходил на эти занятия. Говорят, что устами младенца глаголет истина. Не знаю на сколько мой контраргумент был истиной, но много позже он помогал мне принимать трудные решения.
Нас учили, что девочек бить нельзя. Не могу сказать как и когда это произошло, но в один прекрасный день я пришел в школы, а брата Ани – не было. Он просто исчез из моей жизни. Аня сказала, что он уехал. Я долгое время не понимал, что произошло. Лишь, много позже, когда Аня с родителями уезжали в другой город, я его встретил. На немой вопрос: «Почему?». Он ответил мне просто и ясно: «Я убил человека». От удивления я подавился воздухом. Светловолосый молодой человек, приятной наружности, обходительным поведением – совсем не подходил на роль убийцы, кроме того, когда он исчез нам еще и 10 лет не было. Мои соседи уехали, а я еще долго не мог прийти в себя от удивления. Говорят, что детская память – избирательна. Ребенок помнит только то, что хочет помнить. Ночью, после их отъезда я вспомнил. Мы учились в одном классе. Рядом с ним сидела девочка очень странной наружности и поведения. Мы все старались меньше общаться с ней. Она была «не от мира сего», худая, высока и болезненная – ходячий скелет в очках (мумия мухи). Каждый раз, когда она смотрела на меня, мне становилось жутко и хотелось ее ударить, или засунуть в мешок, чтобы никогда не видеть. Видимо, такие чувства по отношению к ней испытывал ни я один. Мы все сочувствовали Анкиному брату, ободряюще хлопали по плечу, просили учительницы, чтобы она отсадила это чудовище подальше. Мне кажется, что она была из тех людей, один взгляд на которых, пробуждает желание их уничтожить. Что-то вроде жертвы, призывающей окружающих к насилию над собой. На одном из уроков нервы его сдали, он спихнул ее на пол и ожесточенно избил кулаками и ногами. Он избивал ее с отчаянным остервенением, истерично повторяя только одно: «отстань от меня». Все это происходило в гробовой тишине. Мы с учительницей молча смотрели на избиение «младенца», а «младенцем» был Анин брат. До сих пор не могу понять почему я не связал это событие с последующим его исчезновением. Но, то, что из жизни нашего класса ушла «смерть» - это было настоящим счастьем. После этого, он, как ни в чем не бывало, сел на свое место. Учительница сама увела всхлипывающее чудовище. Все осуждали его за то, что он ударил девочку, но восхищались тем, что он избавил нас от этого создания. Через несколько дней он не пришел в школу. Убийство поневоле – ломает человека, сейчас я это знаю.
Люблю небо. Она никогда не повторяется, оно постоянно в своей изменчивости. Люблю, когда оно плачет и когда смеется, когда освящено розоватыми лучами встающего солнца и багровеет от его заката. Люблю его хмурым, прикрытым тяжелыми тучами, ярким от полуденного солнца, маслянисто черным в наступающей ночи, искрящимся россыпью звезд. Небо рождает во мне чувство жизни. Небо – это надежда на будущее, потому как оно было, есть и будет всегда. Продолжение следует...
"То, чего нет" (продолжение) … Рядом с нами жили мои первые друзья: брат и сестра. Девочку звали Аня, у нее были золотые волосы, аккуратно заплетенные в косичку белым бантом, и голубые глаза. Я не помню как звали ее брата, он был намного ниже меня и своей сестры, и я всегда стремился быть лучше него. В их саду росли красивые разноцветные цветы, они всегда мне казались волшебными, они назывались «анютины глазки». Каждый раз, когда я смотрю на них, я вспоминаю своих первых настоящих друзей. В наших играх Аня всегда была у нас принцессой, медсестрой, феей. Мы же были пиратами, разбойниками, рыцарями, солдатами, северными оленями или львами. Мы убегали в соседний парк, грелись у воображаемого костра, ели из игрушечной посуды убитого на охоте воображаемого оленя, пробирались сквозь заросли воображаемого дремучего леса, дрались на шпагах, строили дома и замки, защищали от врагов свои земли. Вечно чумазые, с разодранными коленками, мы все дни проводили в погоне за воображаемым счастьем. Нам казалось, что для счастье нужно лишь спасти прекрасную принцессу, победить всех врагов и найти спрятанные сокровища. Мне кажется, что так или иначе, я всю жизнь прожил, руководствуясь этому детскому понятию о счастье. Я не знаю был ли я прав, но сокровища мной найдены, враги побеждены, королевства спасены и завоеваны – работа сделана. Что у меня осталось? Воспоминания. Смутные, путанные, но мои. Может быть, мы всю жизнь и живем только ради наших воспоминаний? Хотя есть вещи, которые я бы не хотел помнить, и которые я не могу забыть. Я прекрасно помню свою первую драку, свое первое унижение и неконтролируемую ярость, я помню страх и свое первое убийство, я помню боль и беспомощность. Все это было после, а пока я проводил свое детство, играя в снежки и салочки, гоняя в футбол, и раскачиваясь на качелях.
читать дальшеУ меня было две няни. Первую – я совсем не помню. Только мама рассказывала, что я очень сильно плакал, когда она от нас уходила. Говорят, что няни, порой, заменяют матерей, у меня этого не случилось. Жаль, конечно, женщина столько лет провела со мною рядом, а я не помню ни ее запаха, ни эмоций. Второй няней была пожилая женщина, которая присматривала за нами тремя. Она жила на соседней улице и занималась тем, что присматривала за детьми из близлежащих домов за умеренную плату. Во дворе ее дома была песочница и качели. Больше нигде и ни у кого не было песочницы. Мы часами сидели в квадрате желтого песка, вырезанного среди изумрудной зелени газона и строили замки, пекли из песка пироги, создавали горы и туннели, заборы и рвы. Она была удивительной рассказчицей. Днем, когда было время послеполуденного сна, она укладывала нас троих в большой сетчатый гамак, висевший между двумя яблонями, и рассказывала удивительные истории. Много позже, читая очередную взрослую книгу, я ловил себя на том, что тоже самое, уже слышал от моей любимой няни, рассказанное проще, искренне и веселее. Она навсегда осталась в моей памяти солнечными зайчиками, пролезающими сквозь листву деревьев, и замечательными историями. Я уже не помню ее голос, но каждый раз, борясь с бессонницей, я не перечитываю баранов или овец, я возвращаюсь в запах яблок и полуденного зноя - в свое детство.
Все троя мы пошли в одну школу, в один класс. Я помню свой первый портфель, на котором моя мама вышила мои инициалы, чтобы я его не потерял и не перепутал. Я очень гордился своим портфелем, он был очень мужественный, похожий на военный ранец солдата. А отец мне подарил пенал, который сам вырезал из дерева. Это был и остается для меня самым лучшим подарком на свете. Спустя три года учебы в школе, у меня украли и ранец и, лежавший в нем пенал. Именно тогда я и решил для себя, что нельзя мерить любовь и привязанность вещами, ее надо оценивать самим фактом совершенного поступка. Конечно же, я это понял не так отчетливо, как знаю сейчас, я принял эту истину для себя на уровне интуиции, после нескольких бессонных ночей, унылых дней и мучительной жалости к себе.
Правы те, кто говорят, что основные жизненные устои человека формируются в детстве. Главное, не предать их с возрастом. Я до сих пор помню, как впервые открыл для себя Закон Относительности. Звучит глупо и самоуверенно, но представьте себе ночь, пятилетнего мальчика, в пижаме, шлепающего босыми ногами по холодному полу, в комнату своих родителей, только для того, чтобы громко, радостно прокричать: «Мама, папа, все в мире относительно, понимаете! Относительно тебя и меня, соседей и почтальона, все относительно!» Мама ответила: «Конечно, мой мальчик, конечно»,- уложила между собой и отцом, ласково приказав: «Спи». А я всю ночь не спал, пытаясь осмыслить мир относительно моего открытия. Не важно, что за долго до моего рождения кто-то сделал это уже сказал и доказал, не важно, ведь те истины, которые я сделал сам, проверил на собственном опыте – для меня ценнее, чем тысячи умных фраз, сказанных кем-то, кого в последствие назвали великими. Ведь я их сам открыл, прочувствовал, решил, взвесил все «за» и «против», проверил опытным путем. Это я крикнул «Эврика», опьяненный знанием, открывшимся только мне и только сейчас.
В школе я первый раз и подрался с тремя моими одноклассниками. Из-за чего – не помню. Получил тогда не сильно. Даже не помню кто победил. Мою маму вызвал директор, и я получил наказание: три дня мне запретили гулять с друзьями. Эти три дня были для меня настоящим приключением. К диной веревке я привязал игрушечную каску, и Аня со своим братом украдкой передавали мне мороженное, конфеты и пирожки от няни. Я чувствовал себя военнопленным, а они – партизанами. Много позже я узнал, что родители были в курсе нашей партизанщины. Когда я узнал об этом, то долго пытался понять почему они не прекратили это. Даже сейчас я не понимаю этого, только знаю, что поступил бы так же как они, будь я на их месте просто потому, что это правильно и так надо. Сейчас, конечно. Можно придумать очень красивое и умное обоснование их поступку и моей уверенности, но мне это не нужно.
Рождение – это дорога к смерти. Я не могу сказать, что жил слишком долго. Оглядываясь на свою жизнь, я уже ни о чем не жалею, ни о потерянном времени, ни о своей нерешительности, или проницательности, которая пришла слишком поздно. Меня уже не посещают кошмары, в которых я не могу на званном приеме справится с лобстером, неуклюже оттаптываю ноги дамам в танце, или смеюсь на собственных похоронах от того, что на них никто не пришел – все это в прошлом. Сейчас я молча смотрю в окно и вспоминаю. Весь мой задумчивый вид говорит о том, что я думаю о чем-то серьезном, а я просто пытаюсь вспомнить вкус своего любимого яблочно-сливового пюре, которым в детстве меня кормила мама. Такого уже никто не делает. читать дальшеЯ вспоминаю запах ванили, которым была пропитана маленькая кухня. Кухня – была моим любимым местом, светлая, теплая, радостная от ворчания закипающей воды, шипения масла и бесконечного препирательства струй воды, льющихся из-под крана и мамы. Я никогда ничего не записывал, никогда не хранил старые фотографии и рисунки, избавлялся от старых вещей легко и намеренно. Я всегда считал, что все самое дорогое сохранится в моей памяти и так, а что не сохранится – то совершенно неважно. Почему-то я считал, что привязанность человека к вещам – это признак его уязвимости, как оказалось, я был прав. Прикованный к инвалидной коляске оттого, что спина и ноги отказываются мне служить, я понимаю, что был прав. Уйду я из этого мира, взяв с собой лишь воспоминания. Я не могу вспомнить, как выглядит моя мама, знаю, что она была очень красивая, добрая, мягкая, она всегда была Моя Мама - думаю, этого достаточно, чтобы на том свете узнать ее. Она была светом всегда, она была моим светом. Я очень сильно ее люблю. Однажды я разбил банку с вареньем, и тогда, впервые мама дала мне тряпку и показала как мыть пол. Мы мыли его вдвоем, ползая на коленях, смеялись, шутили… Она научила меня мыть посуду, стирать, говорить «спасибо» и «пожалуйста», «здравствуйте» и «до свидания», она научила меня находить радость и удовольствие во всем, открыла мне волшебный мир любви и красоты. Всю свою жизнь я боролся с тем, чтобы мир в котором я живу соответствовал ее высоким требованиям. Сейчас, глядя в окно на ухоженный пар в английском стиле, на молодого садовника, посыпающего дорожки мелким гравием, я думаю, что мир – не изменился, просто, если кто-то благодаря мне стал воспринимать его также как и моя мама, то я не зря жил. Вот только я не могу припомнить ни одного, кому я смог передать этот дар, и это меня печалит. Хотя, если ни моя жизнь, то хотя бы моя смерть сделает кого-нибудь счастливым. Одно время я боялся, что никто так и не замети мое существование на этой земле. Теперь же, читая учебники по Новейшей Истории, я не сомневаюсь, что следующие поколения учеников возненавидят меня за то, что им придется учить даты моей биографии, показавшиеся автору значительными. Я никогда не любил даты, они бездушны и абсолютно не нужны для понимания сути происходящего. Разве можно заклеймить датой ночь, когда мне приснился мой первый кошмар, или ночь, когда я испугался грозы? А для меня – это одни из самых важных моментов в моей жизни. Когда мне приснился кошмар, я прибежал к родителям, и они не накричали на меня, хотя и могли бы, ни прогнали меня, а просто успокоили меня, и мы все втроем, уместившись на моей маленькой кровати, рассказывали друг другу сказку – одну на троих, а рано утром отец пошел на работу. Гроза случилась как раз на выходные, когда мама где-то гостила, и мы остались с отцом вдвоем. Я боялся признаться отцу, что мне страшно, я беззвучно плакал в темноте от своей трусости и вздрагивал каждый раз, когда молния громогласно разрывало плачущее небо. Тогда отец постучался в мою комнату и сказал слова, которые так часто меня выручали в моей жизни, он сказал: «Сынок, ты не мог бы посидеть со мной, я жутко боюсь грозы…», - и тогда я расплакался, громко в голос, расплакался от чувства счастья, благодарности, любви. Весь вечер мы сидели в большой комнате у камина, и отец читал мне стихи – наизусть. Я даже не знал, что один человек может запомнить столько прекрасных слов. Отец любил стихи, и мама – тоже. После этого вечера мы часто собирались втроем и читали вслух стихи, ни одно из них не повторялось, я очень старался, выучить как можно больше стихов, чтобы не отставать, чтобы быть частью этого волшебного ритуала. Стихи – хорошая вещь, они всегда мне помогали, всегда. Поэзия и «ночь грозы» - это то, что осталось о нем в моем сердце навсегда. Признать свою слабость – не значит проиграть, попросить помощь у ближнего – не значит опуститься, гордость, порой, вещь бесполезная. Спасибо тебе отец, за науку. Много позже ты разрушил наш идеальный мирок любви и согласия. Одно время я долго корил себя за то, что ты ушел, но сейчас, я понимаю, что у тебя просто не хватило смелости бороться за нашу семью. А вот у мамы – хватило, и она боролась, и она выиграла. Она, конечно же, не спасла нас от боли и разочарований, от горьких слов и смертельных обид, но она всегда была рядом, и я отвечал ей тем же. Я был рядом всегда, я слышал ее слова проклятий и извинений, видел слезы боли и благодарности, слышал ее последний вздох и чувствовал ее последнее рукопожатие. Она покинула Землю и вернулась Домой, туда где ее любят. Мама всегда говорила, что Дом – это место, где тебя любят и ждут. Наверное, моей любви было недостаточно, чтобы удержать ее рядом с собой, ее оказалось мало не только для нее, но и для Александра, и для Ричарда,.. и для тебя, отец. Я не знаю как надо сильно любить, чтобы не позволить любимым уходить. Единственное, что меня греет, так это надежда, что я тоже скоро вернусь Домой.
читать дальше- Доброго времени суток, вы Мая Натсуме? - мастер Алхимии зашла в больничное крыло - огромное помещение, вдоль одной стены множество коек застеленных темно~синими одеялами; у каждой кровати стоит шкафчик с книгами; около другой стены большие шкафы с множеством флаконов, коробочек с лекарством, бинтами и прочим, прочим; в правой стене дверь ведущая в личную комнату целительницы.
- О-о-о-о ты всё таки не забыла дверь открыть??? - Кеф ехидничал как мог!
Не получив ответ, Кеф понял, что его игнорируют и сразу пошел к койке Мастера мечей, остановившись возле неё Кеф начал пристально всматриваться в его лицо...
- Мастер Адольса я думаю я тоже смогу кое чем помочь -сказал Кеф
Девушка сидящая за столом не откликнулась на приветствие Альдонсы. Увлеченная книгой, она не замечала посетителей. Даже возглас Кефа не отвлек ее от чтения. Видимо в трактате содержалось действительно, что-то увлекающее и донельзя важное. Следуя за Кефом, Альдонса подошла к кровати. Руки лежащего на ней мужчины были сжаты, будто держали рукоять меча.
- Я слушаю тебя, Кеф
- Когда кто-нибудь из нашего рода уходит в путешествие, ему обычно собирают, что-то вроде аптечки, так вот у меня есть пара настоев и ингредиентов, которые могут вам пригодиться. Я вам их занесу, - сказав это, Кеф вышел.
- Да, я. Вам, что-нибудь необходимо? – вдруг ответила девушка.
- Извините, что отвлекаю. Я Альдонса Кихао. Мастер Алхимии. Вы знаете, директор считает, что на вашего пациента мастера Смита наложено проклятие безумия. Вы общались с Мастером мечей несколько дольше меня, поэтому, если проклятие присутствует, вы должны были заметить какие-то признаки. Неадекватное поведение, резкие смены настроения, за день переменившиеся привычки. В общем, все, что не вписывается в модель поведения мастера Смита. Так что, заметили?
- Приятно познакомиться, доктор Киxао. Да я заметила, что у Смита-сана нарушился сон, он стал более нервным, у него были очень резкие перепады настроения, он стал много времени проводить за слежкой за директором. У него стало более замедленно течь кровь, постоянно расширенные зрачки. Вроде все, что я заметила…
- Спасибо, уже что-то, - Альдонса склонилась над Мастером Мечей, приложив пальцы к артерии на шее, посчитала пульс. Кожа оборотня была холодна. Биение сердца прослушивалось четко, но действительно было замедленным. Весьма странно для оборотня, метаболизм и жизненные процессы которого должны быть ускорены. Тем более, когда он ранен. И расширенные зрачки при замедленном кровотоке. Это наводило на неприятные мысли. Интересно, а какова динамика процесса?
- Доктор Натсуме, я хотела бы попросить вас каждый час измерять Мастеру Мечей пульс и температуру тела. Если идет регенерация тканей и внутренних органов и то и другое должно быть повышенно. И кровяное давление, будьте добры… И не сочтите за праздное любопытство, в вас течет эльфийская кровь?
- Я полукровка, и я все сделаю…- улыбнулась Натсуме.
- Искренне вам завидую, - улыбнулась Майе Альдонса, - у вас есть возможность проявить себя и как алхимик, и практиковать в магической медицине. Мои же магические возможности позволяют заниматься в основном педагогикой и алхимическими исследованиями, где можно поступиться силой в пользу опыта. Так что я могу только предполагать, а действовать придется вам. Вы знакомы с заклятием Поиска изъянов? Оно используется для проверки нарушения потока силы на энергетических уровнях
Думайте, Майя, вспоминайте. Мне необходимо заглянуть на несколько минут в библиотеку. Я, конечно же, помню как должны пересекаться силовые нити, но полагаться на память, тем более в таком серьезном случае... Лучше иметь под рукой справочник с доступными схемами. Сказав это, Альдонса покинула больничное крыло и направилась в библиотеку.
...Небольшая двухкомнатная квартирка. Первая комната гостиная, вторая спальня. В гостиной стоит большой котел, столик, а на нем скальпель, колбы и прочие безделушки. Потертый диван, старый огромный камин, перед ним столик. Спальня: односпальная кровать, стол, на столе огромное количество книг, перьев, чернильница. Шкаф для одежды.
***
-Знаешь, зверь, до нас тут жил настоящий ученый, - Альдонса поставила на пол чемодан и сумку с котом. Бегемот требовательным "мяу" оповестил, что желает выбраться наружу.
- Только под диван не лезь, - выпуская животное, попросила Альдонса, - я каким-нибудь другим способом выясню есть ли там пыль.
Кот отряхнулся, оглядел гостиную и исчез под диваном. Но Мастеру Алхимии было уже не до любимца. Она осматривала свои новые владения.
читать дальше- Хм, - приложив ухо к стенке котла, Альдонса простукивала его костяшками пальцев. Протяжный, чуть глуховатый звон привел ее в восторг: - Великолепно! Отличная работа!
Даже не заглядывая под днище котла, где по традиции ставится клеймо мастера, Альдонса могла сказать, что этот сосуд вышел из-под руки великого Гипиусса. Имея явные способности к алхимии он предпочел, после изучения азов, заняться изготовлением колдовской утвари. Его котлы заслуженно считались одними из лучших в Эдимриде. Еще будучи студентом Академии Гипиусс усвоил одно из негласных правил алхимии: даже сквозняк влияет на конечный результат.
Поэтому для своих котлов он подбирал материалы невосприимчивые к воздействию большинства алхимических ингредиентов и не имеющие волшебных аур. Что касалось последнего, то найти подобные металлы в Эдимриде, где все пропитано магией, весьма непросто.
Стоящие на полках книги также подверглись тщательной проверке. Переходя от стеллажа к стеллажу, Альдонса все больше хмурилась. Корешки, подписанные на латыни, древнешумерском, синдарине, аравийском, греческом, подсказывали, что за ними скрывается необъятная глубина знаний о высшей алхимии. Подобные книги, безусловно бесценны и будет рад любой исследователь, но...
- Пффф... при обучении студентов мне все это пока не пригодится, - пришла к неутешительному выводу Альдонса.
Тоже самое можно было сказать и о наборе алхимических составляющих. Они были либо излишне специфичны, либо слишком опасны.
- Что ж, Бегемот, остаешься за хозяина, - решила мастер, - а у меня первый день похоже будет полон хлопот. Первым делом к директору. Потом в библиотеку. И к целителю.
Альдонса отнесла чемоданчик в спальню и, сняв пыль с усов выбравшегося из своего убежища кота, отправилась в кабинет директора.
***
Альдонса Кихао.Высокая худощавая шатенка. (минимум косметических заклятий (увы и ах! издержки профессии ) Глаза - серые. Волосы чуть короче плеч. В одежде предпочитает брюки с блузами или длинные платья с открытой спиной. Татуировка под левой лопаткой в виде скрипичного ключа. Мастер Алхимии. Диплом Северо-Эдимридского университета. Доктор алхимии и медицинских наук. Отличается спокойствием, редкими проблесками чувства юмора. Курить бросила еще в Университете. Разведена. Детей нет. Имеется кот. Рыжий, толстый. Зовут - Бегемот. Любит: комфорт, музыку, неспешные беседы, хорошие шутки, алхимию (само собой ). Не любит: хамство, недисциплинированность и безответственность.
***
Альдонса остановилась перед дверью кабинета директора, пригладила растрепавшиеся от быстрой ходьбы волосы и постучала. Ответа не было. На повторный стук опять никто не ответил. Мастер Алхимии осторожно открыла дверь. Кабинет был пуст. На полу и на ковре наблюдались бурые пятна. В комнате пахло кровью.
- Хелависа тебя побери! - опешила Альдонса
Мастер Алхимии была бы рада, если бы кто-нибудь объяснил ей что здесь происходит. И где, собственно, директор Академии Даймос Шантри. Когда доктор Кихао приняла приглашение поработать в Академии, коллеги отговаривали ее, особо упирая на тот факт, что молодой директор не может быть хорошим организатором. Более того, говорили они, именно в силу своей молодости ему придется постоянно доказывать свой авторитет. Помнится, Альдонса ответила им, что у молодости есть множество плюсов перед закостенелой, погрязшей в ханжестве трехсотлетней администрацией Северо-Эдимридского университета. Как же катастрофически не хватает информации! Еще раз оглядев кабинет, мастер Алхимии решила, что не зря привезла с собой мифриловую кольчужку. Авось, пригодится.
Что ж... действуем по плану - шагаем в библиотеку. Вот только... как бы дверь запереть? Не хочется своевольничать, но вдруг какому-нибудь студенту срочно понадобится директор... Мда-с.
Альдонса вышла из кабинета. Закрыла за собой дверь и наложила на нее простенькое охранное заклятие.
Простите за долгое отсутствие!!! Болезнь отступила, музы кажется решили меня побалывать своим присутствием. Сижу слущаю "Наутилус" и кайфую. Все-таки есть в жизни счастье. А счастье - это когда ты кому-то нужен. Это я давно поняла, но после такого долгого отсутствия почуствовала еще острее. Список благодарности за беспокойство обо мне любимой может занять очень много места, потому, все сверну в трубочку и напишу только это: читать дальше*** Когда душа твоя простужена, И в лихорадке, иль в бреду, А может болью перегружена – Не бойся, я к тебе ПРИДУ!
Приду, чтоб стало тебе легче С малиной чаем напою, Позволишь – на свои я плечи Тревоги все переложу
Словами, делом ли, участием Простым дыханьем доброты Я все - что называешь счастьем Я все - чего достойна ТЫ!
Первый день свободного дыхания! Работы нет, а сделать надо много! Итог: засела в интеренет!))
Почитстила Дневник, убрала всю депресию из своей жизни. Жить сложно, но ужасно интересно! ))
Я абсолютно счастлива!!! Вот только Музы не приходят .
Но и это попровимо: жду возвращение Шапокляк, Маниту, новый творческий запал у Мольки и Арафель, влюблена в Лианку, и просто сияю от радости (может и преждевременно) от появления Гаййй.
А, если честно, то жду СУББОТЫ!!!! МОЛЬКА!!!! СУББОТА принадлежит МНЕ!!! )
Очень люблю Драконов. Помню, когда впервые прочитала "Хроники Перна" Энн Макеффри, то долго не могла смериться с тем, что этих прекрасных созданий больше не существует. Потом начала искать любую фэнтези и фантастику, где фигурируют драконы. Ее оказалось не так много, как могло показаться на первый взгляд. читать дальшеПотом начал искать изображения этих прекрасных существ. Прошло время, я немного успокоилась и стала коллекционировать маленьких зеленых крокодильчиков (обязательно с приятным выражением морды)
Сейчас залезла в интернет, чтобы найти для ребенка материал для сочинения "Мифологические существа в изобразительном искустве. Драконы". И нахлынула на меня такая ностальгия! Знаете, ведь есть целые сайты, посвященные только этим прекрасным существам, где собрано все: рисунки, стихи, научные работы, книги, баллады, фильмы, мифы, статьи о драконах в религии различных народов, их виды и т.д., и т.п.
Здесь хочу оставить только маленькую ссылку на изображения этих прекрасных существ, чтобы иногда вспоминать, что они прекрасны!
читать дальшеСлишком много написано о великом Цезаре и как написано, нас тут и не лежало: Плутарх «Жизнеописания», Светоний «Жизнь двенадцати Цезарей», Торнтон Уайлдер «Мартовские Иды», даже Шекспир написал пьесу о смерти Юлия Цезаря. О Цезаре рассказано, если не все, то достаточно, чтобы навеки похоронить действительность в литературных изысках авторов.
А, Брут? Брут. Для римлян он был воплощением героизма и самоотверженности: защитник идеалов республики. Герой, предотвративший (на тот момент) тиранию в славном городе Риме.
Но, при этом, потомки считают Брута – предателем, тем, кому уготовано самое страшное наказание в описании ада, сделанного Данте, (убийце Цезаря - Бруту, предавшему Христа - Иуде и др.): их грызет Дьявол. Вот так. Что еще можно сказать о человеке, который сделал свой выбор, вернее выбор - нашел его. Только одно – Предатель. Именно такое значение вкладывается в уста говорящего, когда они упоминают имя «Брут». «Брут» равно «Предатель». А «Цезарь» - это титул правителя, победителя. Имя Цезаря стоит рядом с именем Александра Великого и Чингисхана. Что ж, победитель – всегда прав!.
Говорить об исторической справедливости – бессмысленно в виду ее отсутствия. Говорить о том, кто прав, а кто – нет – глупо. Глупо судить тех, кто оставил след в истории, им ведь это удалось.
А так, можно немного пофантазировать о людях, которые мерещатся нам, когда мы произносим: «Цезарь Гай Юлий и Брут Марк Юний».
«Цезарь!»
Предположение о том, что Цезарь был отцом Брута – глупое предположение, его могли сделать только те, кто не знал Цезаря. Цезарь слишком хотел сына, потому он бы признал Брута, если бы это было бы правдой. Цезарь пошел против всего мира ради своих сыновей. И это не пустые слова, признал же он своего сына от Клеопатры, хотя это было политическим самоубийством. Брут не был его сыном, но Цезарь любил его, любил и доверял. Любовь – слепа безмерно, открывая одни потаенные стороны любимого человека, она скрывает – другие. Ведь в гражданской войне 49 до н.э. между Цезарем и Помпеем, Брут встал на сторону Помпея, убийцы своего отца и Цезарь это прекрасно знал. Знал, но простил, знал, но приблизил, знал, но …любил. И это - моя правда.
«А ты Брут?»
Брут говорил: «Я воспротивлюсь любой силе, которая поставит себя выше закона». Оправдывают ли эти слова то, что мы называем предательством. Одни скажут: «Нет!» - и будут правы. Другие скажут, что говорить о предательстве можно только тогда, когда речь идет о людях, которым до того предатель был предан, и тоже будут правы. Для третьих Брут будет воплощением героизма и самоотверженности. У всех своя правда, но истина одна, и нам она недоступна. Потому будем довольствоваться только правдами и ничем более.
Был ли предан Брут памяти своего отца, или Цезарю, который повторно подарил ему жизнь и сделал сенатором, Цезарю, который доверял ему, и до последнего вздоха верил ему, и любил его? А может быть Брут был предан кому-то другому и жил только для того, чтобы получить одобрение только одного человека, одного… Кто же этот человек, из-за которого Брут попал в пасть Люцифера, кому же он отдал свое сердце и душу?
Марк Порций Катон – дядя Марка Юния Брута.
Звучит как приговор. Но это – еще одна правда. Говорят, Брут искренне восхищался своим дядей и разделял его убеждения. Брут развелся с Клавдией ради женитьбы на Порции, дочери своего дяди, а после смерти дяди Брут сочинил панегирик, посвященный Катону. Катон умер, а память осталась, остались убеждение, осталось желание воплотить в жизнь все чаяния своего… да.
-И кто после этого Брут? Предатель?
-Нет! Он до конца жизни остался верен.
-Герой?
- Нет! История его осудила.
- «И ты, Брут?!».
- Да, Он! И что? Он всего лишь человек.
Вот, и правда, нет не вся, но у каждого она своя. А что скажешь ты, Катон? Что скажешь о своем родном племяннике, о мальчике, боготворившем тебя, воине, готовым за тебя на все, о мужчине, искавшем твоего одобрения, твоей поддержке, твоей любви? Что ты скажешь о нем,.. кого Ты – предал своей смертью? Что ты скажешь ему, когда вы встретитесь в пасти Люцефера? Если… встретитесь…